Юрий Моша: откроет ли стрельба в Керчи ящик Пандоры

17 октября в Керчи 18-летний студент политехнического колледжа Владислав Росляков принес в учебное заведение оружие. В столовой он оставил рюкзак со взрывчаткой, а сам стал расстреливать из ружья (легально приобретенного) всех, кто встречался ему на пути, после чего. 20 человек погибли и еще более 50 ранены. Как известно, «мода» на подобные «школьные расстрелы» пришла к нам из США, где подобные инциденты стали привычными. О том, как борются американские власти с этим явлением и есть ли эффективные методики для предупреждения таких трагедий, рассказывает основатель компании «Второй паспорт» (США) Юрий Моша:

То, что произошло в Керчи, безусловно, страшно. Но еще страшнее то, что этот случай может стать примером для других школьников и вызвать повальную эпидемию таких происшествий. К счастью, в России это технически менее возможно, так как оружие здесь достать всё-таки непросто. Однако я не исключаю, что повторения будут.

Подростковый возраст — самая благодатная почва для зарождения таких идей. С одной стороны, нигилизм и презрение к общественным нормам, желание доказать свою правоту. С другой — тщательно скрываемые за этим уязвимость, страх непринятия и потребность быть значимым. Именно подростки чаще всего склонны встраиваться в субкультуры, бросающие вызов обществу.

«Колумбайн» как смертельная модель поведения

Волна американских школьных убийств началась после бойни в школе «Колумбайн» в 1999 году. Тогда двое учеников – Эрик Харрис и Дилан Клиболд разложили взрывчатку в разных частях школы, особенное внимание сосредоточив на кафетерии. А затем начали убивать всех, кого видели. Именно этот сценарий имел место быть и в керченском колледже.

Несмотря на то, что со времен «Колумбайна» прошло уже 20 лет, у него по-прежнему много последователей.  Делают ли что-то власти и общество, чтобы предотвратить такие случаи? Разумеется, обеспокоенные люди начинают активно обсуждать, что надо предпринять, чтобы не допустить такого. Но большинство таких разговоров, как правило, сильно отдает популизмом и не касается сути проблемы.

Ношение оружия – запретить нельзя оставить

На первый план, конечно же, выходит вопрос о свободном ношении оружия. Общество здесь делится на два лагеря. Одни призывают ужесточить доступ к огнестрелам. Именно его доступностью они объясняют невообразимое количество школьных перестрелок. Их оппоненты указывают на то, что если человек захочет достать ружье, то он добьется своей цели. А вот остальные окажутся перед ним безоружны в самом прямом, а не переносном, смысле. Последователи этой точки зрения, напротив, считают правильным вооружить как можно больше народу. В частности, разрешить носить оружие учителям. Сейчас во многих штатах это запрещено.

Сработает ли запрет на оружие – запрет спорный. С одной стороны, есть примеры, когда это помогало. Например, в 1996 году в Австралии после массового убийства в кафе была проведена реформа, и многие виды оружия стали запрещены. Кроме того, правительство открыло программу по выкупу пистолетов и ружей у населения, проведя таким образом и массовую конфискацию. За последующие несколько лет количество преступлений и самоубийств с применением огнестрельного оружия снизилось почти вдвое. С другой стороны, в Швейцарии и Канаде, где оружие практически легализовано официально, такие трагедии – редкость.

Барак Обама, предыдущий президент США, был склонен скорее согласиться со сторонниками запрета оружия. Однако реальных мер по противодействию насилию не принял. А вот нынешний глава Белого Дома Дональд Трамп, известный своей эксцентричностью, конечно же, поддержал противоположную точку зрения.

По его поручению правительство разработало пакет предложений, среди которых обучение педагогов обращению с оружием, тесное сотрудничество школ и правоохранителей, обращение за помощью к бывшим военным и разрешение для полицейских изымать оружие у лиц, показавшихся им подозрительными.

Кстати, про полицию стоит сказать отдельно. Пожалуй, они единственные, кто сделал вывод из трагедии в «Колумбайне». Тогда кровавое побоище затянулось именно потому, что стражи порядка слишком медлили. Они были обучены действовать при захвате заложников. А в этом случае растерялись. Но у тех, кто берет в плен людей, есть какая-то цель. Там можно вести переговоры, чтобы отвлечь преступников и взять здание штурмом. Но эти методы совершенно не действуют против тех, кто просто хочет положить как можно больше людей, а затем застрелиться самому. И после тех событий в полиции были разработаны новые стратегии поведения именно для таких случаев.

Как же добраться до сути явления?

На мой взгляд, это всё косметические меры. И работать надо с причиной, а не с последствиями. Я считаю, что здесь нужна комплексная психологическая программа, которая бы разрабатывалась специалистами, которые умеют работать именно с подростками и понимают логику их поведения.

Первое, что нужно сделать, — это наладить работу школьных психологов, чтобы они выявляли тех учеников, которые потенциально способны на такое и нуждаются в коррекции поведения и психологической помощи. Думаю, не преувеличу, если скажу, что в России сейчас школьный психолог – должность номинальная. Система построена так, что большую часть времени он вынужден не работать с детьми, а заполнять бумаги и сочинять какие-то формальные отписки. Но это неправильно. Психика подростка куда более уязвима, чем у взрослого. И они действительно очень нуждаются в профессиональной поддержке. Также присмотр специалиста необходим, чтобы выявлять в самой начальной стадии лиц, склонных к социопатии и держать их на контроле.

Второе, что правильно было бы сделать в этом направлении, – создать комплекс работающих методик по семейной психологии, а именно по взаимодействию родителей с подростками. Я считаю, нужна организация, которая бы помогала взрослым и детям находить общий язык в сложный период полового созревания, когда обостряются все проблемы и недопонимания. 

И третье, что необходимо, – это бесплатная и анонимная помощь несовершеннолетним. Телефонная линия и/или интернет-чат, где можно рассказать обо всех трудностях. Ведь школьными убийцами чаще всего становятся аутсайдеры – те, кто подвергался травле, числился в отстающих или не знал, как безопасно избавиться от накопившейся агрессии. Возможно, если бы кто-то из этих ребят смог вовремя получить совет и поддержку грамотного взрослого, то каких-то трагедий можно было бы избежать.

Я знаю, что в России есть волонтерские организации, которые успешно занимаются именно этим видом деятельности. Конечно, хотелось бы, чтобы деньги на это выделяло государство, а также обеспечивало социальную рекламу этих горячих линий. Однако официальные структуры полностью дискредитировали себя в этом плане. Мало у кого есть надежда, что если подобная федеральная программа и будет открыта, то это станет работающим эффективным инструментом, а не очередным замыливанием глаз для отчетности и распиливанием бюджетных средств.

Кроме того, наша Госдума славится тем, что решением любой проблемы видит запрет. Неважно чего – чаще всего, чего-нибудь имеющего к вопросу весьма опосредованное отношение. К сожалению, склонны к этому и некоторые родители. Не столько от душевной черствости, сколько от неумения общаться с собственными детьми и отсутствия в обществе здоровых моделей поведения на этот счет.

Мне бы хотелось, чтобы случившееся заставило всех нас сделать выводы. Мы должны сделать всё, что в наших силах, чтобы не допустить повторения подобного.