Вадим Каспаров: современный танец – культура завтрашнего дня

14 августа в Петербурге в двадцатый раз стартует международный фестиваль современного танца Open Look. Продлится фестиваль до 18 августа. Основатель и бессменный руководитель фестиваля Вадим Каспаров рассказал о том, зачем и кому нужен современный танец, в чем его родство и отличие от спорта и почему он и артисты не приезжают на фестиваль повторно.

«Мойка78»: Фестиваль проводится в двадцатый раз. У вас не возникало за эти годы чувство эмоциональной усталости?

Вадим Каспаров: Когда я проводил первый фестиваль, я не знал, будет ли второй. Когда прошел второй – непонятно было, будет ли третий и т. д. И после этого я услышал, что если ты провел третий раз фестиваль – будешь проводить всю жизнь. Когда я проводил его в третий раз, я встретился с Юрки Кангасом, руководителем фестиваля Pori Jazz, который проходит в Финляндии с 1966 года, и все эти годы Юрки его ведет. И я спросил его: «Я провел фестиваль считанные разы и умираю просто. Как возможно проводить его десятилетиями? Я даже представить не могу» И он ответил мне: «У меня были те же самые сомнения, те же самые ломки. Я хотел всё бросить. Но я попытался каждый год находить для себя что-то интересное. Седьмой и восьмой – это, пожалуй, самое тяжелое время, и этот период надо пройти с верой в то, что ты делаешь». 

В какой-то период мы ушли с больших площадок, мы проводили фестиваль в Музее современного искусства Эрарта, в ТЮЗе. Площадки небольшие, и реклама нам в принципе не нужна была, мы ушли из информационного поля, перестали себя активно продвигать… После открытия второй сцены Александринского театра, когда на одной площадке можно было проводить 4-5 спектаклей, мы обрели второе дыхание.

Сцена из спектакля труппы Humanhood «Зеро». Фото: официальный сайт Фестиваля OPEN LOOK 

«Мойка78»: Простите, если вопрос покажется некорректным, но среди участников я не вижу представителей Кавказа и, в частности, Армении. С чем это связано?

Вадим Каспаров: Я сам бакинский армянин по рождению (если вы это имели в виду), моя дочь Валерия Каспарова активно занимается армянской темой, у нее свой ансамбль армянского танца, у нас прямые контакты с Арменией. Но мне никогда не приходило в голову выстраивать программу фестиваля в соответствии с этим принципом: «Я армянин – давайте привезу что-нибудь с Кавказа». Для меня вопрос происхождения артистов вторичен. Мои коллеги и я стараемся привозить то, что интересно для нас, для нашего города, для сообщества. Сегодня мне кажется, что в Армении нет по-настоящему значимых проектов. В этом нет ничего страшного: сегодня нет, завтра есть. Если меня что-то зацепит из того, что я увижу, мы постараемся это привезти в Петербург, и страна происхождения значения не имеет. 

У меня нет политических приоритетов. В прошлом году я был в Корее, увидел там много интересного, и мне захотелось привезти в Петербург корейских артистов. Но это могла быть любая другая страна. Сегодня на постсоветском пространстве интересных проектов в области современного танца немного. У нас были коллективы и артисты из Литвы, Латвии, Эстонии, но в целом в странах бывшего Советского Союза я не увидел проектов, которые захотелось бы сразу сюда привезти. Никакого политического заказа при формировании программы фестиваля нет. Мы руководствуемся простым принципом: надо это показывать нашему зрителю и профессиональному сообществу или это не стоит того. Это что касается зарубежных участников. 

Российских артистов отбирают семеро экспертов (в число которых я не вхожу) в рамках программы Russian Look. Я к их выбору никакого отношения не имею и в отборе российских артистов не участвую. Я лицо заинтересованное, у меня есть несколько собственных проектов в этой сфере, и важно, чтобы в моем случае не было конфликта интересов. В этом году из-за смещения сроков проведения фестиваля возможности организовать национальную платформу Russian Look у нас не было. Поэтому мы сделали просто подборку наиболее интересных проектов, в том числе с участием Дома танца «Каннон Данс», которым я руковожу. Но в целом платформа Russian Look существует и себя оправдывает.

«Мойка78»: Вы заканчивали Институт физкультуры имени П. Ф. Лесгафта как гандболист, ваша супруга – гимнастка. Что общего и в чем разница между искусством танца и спортом?

Вадим Каспаров: Возможно, это не станет для вас открытием, но позволю себе напомнить: художественная гимнастика появилась как вид спорта в Институте им. П.Ф. Лесгафта. Конкретная дата – 1934 год. В начале тридцатых по следам Айседоры Дункан в Россию пригласили танцовщицу Паулин Коннор. У нее были российские корни, ее увидел кто-то из наших дипломатических представителей в Париже, предложил приехать в СССР с гастролями, она радостно согласилась, приехала, выступала, в частности, в Ленинградской Филармонии под фортепианный аккомпанемент. И в один прекрасный день Институт имени Лесгафта приглашает ее провести мастер-класс для студенток кафедры гимнастики. 

Она приходит, начинает с ними заниматься. Что такое модерн-танец двадцатых-тридцатых? Это обручи, это ленточки, это шарфы. Атрибуты будущей художественной гимнастики, как вы помните. Полгода она у нас преподавала, потом на какое-то время уехала, хотела вернуться, но после убийства Кирова ей не выдали визу. И ее ученицы стали работать, развивать то, что заложила Паулин Коннор. Мне эту историю изложила одна из ее учениц. Так что это я знаю практически из первых уст. Художественная гимнастика имеет своими корнями модерн-танец. И много современных танцовщиц вышли из современной гимнастики. В балете, как вы знаете, все очень строго, спина прямая, а в гимнастике наоборот, все растянуто, всё flexible.

Что же касается мира спорта и мира танца, собственно индустрии – то в этом плане спорт и танец различаются очень сильно. То, что мы хотим изжить в танце, – как раз спортивная составляющая. Спорт предполагает соревновательность. В танце же важнее не «кто лучше?», а «что вы умеете?» У нас есть детская программа фестиваля, и мы детям не вручаем кубки и медали, не определяем, кто первый, а стараемся делать так, чтобы с ними работали лучшие педагоги. Важно, чтобы ребята  получали удовольствие не от занятого ими места, а от самого творческого процесса. Конечно, конкуренция, соревновательность в искусстве тоже есть, и она бывает важна, но не стоит ее специально продвигать.  

«Мойка78»: В чем особенность программы фестиваля в этом году?

Вадим Каспаров: Обычно 80 процентов программы составляют номера иностранных участников, оставшееся – российские. Поскольку цель фестиваля – познакомить зрителя с тем, что он еще не видел. В этом году мы сделали акцент на корейских артистах, заслуживает внимания и компания Vertigo, одна из трех ведущих трупп современного танца в Израиле.

Артисты израильской танцевальной компании Vertigo. Фото: официальный сайт Фестиваля OPEN LOOK

Очень интересны голландцы. Но в этом году доминирует российский танец. У многих наших соотечественников есть такая особенность, на мой взгляд, малопродуктивная: мы берем в качестве материала музыку, допустим, Майкла Джексона, но музыку, который написал композитор в твоем регионе, мы не слышим. Это неправильно, на мой взгляд. Важно быть в глобальной системе координат, но также важно иметь представление о собственной идентичности. 

Сила российской культуры, помимо всего прочего, еще и в том, что она предполагает уважение к культуре того или иного региона. Должно быть нечто объединяющее, но и должно быть то, что отличает тебя от другого. В нашем дворе в Баку в моем подъезде жили армяне, евреи, греки, лезгины, азербайджанцы и т.д. Какой язык был для нас единым – русский. Но при этом каждый оставался самим собой. 

Русский язык, русская культура объединяли (и объединяют) людей разных национальностей, разных культур, но при этом помогают сохранить им свою идентичность. И это надо ценить. Когда мы в «Каннон Данс» делали спектакль «Песни Комитаса», мы пытались познакомить зрителей с армянской музыкой, которую сохранил для потомков монах Комитас. Вся армянская музыка была написана хазами, знаками, которые Комитас, музыкант и певец, отправленный в свое время церковью учиться в Германию, перевел на «традиционную», понятную, европейскую нотную грамоту, благодаря чему мы теперь можем играть и народную, и авторскую армянскую музыку. Очень важно, повторюсь, оставаясь в глобальной системе координат, не потерять себя, не потерять свой голос. Разнообразие придает вкус жизни. Очень важно что-то сдвинуть в своем собственном сознании – открыть и показать мир, и мир танца в том числе с какой-то новой стороны.

Как я могу рассказать миру о своей системе ценностей – о том, что такое хорошо и что такое плохо, в том числе в хореографии? В том числе через фестиваль. У меня нет цели любой ценой понравиться публике, мне бы хотелось показать людям то, что в ином случае они вряд ли смогли бы посмотреть.

Я мог бы привозить все самое авангардное, самое скандальное, самое известное. Но если я не разделяю эти чуждые мне ценности, я не буду этого делать, каким бы выгодным это ни казалось. То, что мы привозим и показываем петербургскому зрителю, может быть сколь угодно авангардным, но это не должно быть агрессивным и деструктивным.

Я не считаю правильным «украшать» себя татуировками, не ругаюсь матом и не курю, и в моем окружении никто не ругается матом и не курит, это те ценности, которые я никому не навязываю, но которых придерживаюсь и которые помогают нам быть вместе и заниматься нашим общим делом.

«Мойка78»: Есть участники, которые регулярно приезжают к вам все эти двадцать лет?

Вадим Каспаров: Нет. Максимум, сколько раз может приехать коллектив, – два раза. Нельзя привозить каких-то знаменитостей, потому что люди на него готовы ходить и готовы за это платить. У нас нет задачи привозить звезд, просто чтобы всех поразить и кому-то утереть нос. В советское время шутили, что отечественная мода отстает от мировой на пять-шесть лет. Так вот, наш фестиваль не отстает ни от одного фестиваля в мире. Более того, мы порой показываем то, что станет знаменитым спустя какое-то время. В этом году, я надеюсь, таким станет проект Humanhood Руди Коула и Джулии Роберт Парес «Зеро». Всегда есть желание открыть что-то новое. Собственно, для этого фестиваль и проводится.

Вадим Каспаров. Фото: из архива автора

«Мойка78»: Несмотря на все ваши усилия и усилия ваших коллег, классический русский балет больше известен публике, чем современный танец. Традиционному, скажем так, танцевальному искусству достается больше внимания со стороны спонсоров, государственных структур. Вам не обидно?

Вадим Каспаров: Обиды нет, но есть понимание того, что нельзя держаться исключительно за хорошо тебе знакомое и все новое отвергать. Собственно, из-за этого, на мой взгляд, и развалился в свое время Советский Союз. Бесконечно и безальтернативно эксплуатировать классику – это пока работает с точки зрения коммерции, но в долгосрочной перспективе это неправильная позиция. Это как с драматическим театром – есть школа Станиславского, и всё, больше ничего другого даже не рассматривается, без вариантов. Вот это «без вариантов» – самое плохое, что может быть. Такой гласный или негласный запрет ничего, кроме возмущения и отторжения, у людей вызвать не может. 

Я бы привел такой пример: у вас есть лес, где стоят вековые дубы. Но если вы не позаботитесь, чтобы у вас роли также и молодые деревья, лес в конце концов погибнет.  

То, что может стать культурой завтрашнего дня, стоит поддерживать. Современный танец так или иначе будет завоевывать внимание публики. Но чтобы он правильно развивался, нужна система координат, образование, инфраструктура. Вот пример: через два года Академия Эйфмана, с которой мы сотрудничаем, начнет выпускать по тридцать танцовщиков. Куда они пойдут? Если не будет трупп, и в том числе трупп современного танца, они просто уедут на Запад. Будут бегать из одной компании в другую – но там. В Голландии сейчас на две-три компании, которые танцуют классический репертуар, – больше сорока компаний современного танца. 

Мы опять своими кадрами будем наполнять другие страны. В Петербурге уже лет 15 работает система поддержки негосударственных театров и вообще проектов в сфере культуры. Это замечательно, такого нет, полагаю, больше нигде. Но нужна общероссийская система менеджмента в сфере современного танца, это не может держаться исключительно на волонтерах и энтузиастах. Мы пытаемся с этим достучаться и, в том числе, до государственных институтов. Если мы не будем заниматься нашим будущим – будущего просто не будет. А зачем тогда были все эти двадцать лет?