Смольнинский городской суд Петербурга отпустил из-под домашнего ареста совладельца «Юлмарта» Дмитрия Костыгина, обвиняемого в хищении у сбербанка 1 млрд рублей, под залог в 25 млн. Почему это произошло и что теперь будет с бизнесом Костыгина, размышляет адвокат, профессор, доктор юридических наук Денис Гончаров:
То, что предпринимателей, да и других граждан в нашей стране до суда подолгу содержат под стражей или под домашним арестом, с точки зрения сегодняшней правоохранительной системы объясняется, как правило, строгостью возможного наказания и предположениями возможности скрыться, повлиять на ход расследования, совершить новое преступление.
В подавляющем большинстве случаев всё это остаётся лишь предположениями. Следователи не утруждают себя представлением в суд доказательств того, что подозреваемый или обвиняемый принял меры к переезду за границу. Чаще всего ходатайствуют о заключении под стражу или под домашний арест, даже если не приобретены билеты для перелёта, если нет недвижимости в другом населённом пункте, регионе или стране. Как правило, в таких случаях нет и сведений о том, что с участниками судопроизводства фигурант или его представители общались с целью давления, изменения показаний и т.п. И тем не менее, на основании лишь названных предположений суды удовлетворяют ходатайства о заключении под стражу или под домашний арест.
Разумеется, продление впоследствии срока следствия и срока содержания под стражей или под арестом должно иметь какие-то пределы! Именно чрезмерная длительность пребывания под арестом или под стражей до суда, даже по сложным делам, как обсуждаемое дело совладельца «Юлмарта», заставляет суды при очередном рассмотрении ходатайств о продлении отказывать в их удовлетворении и принимать сторону защиты, добивающейся изменения меры пресечения на менее строгую. Реже (но так тоже бывает) следователи инициируют изменение меры пресечения на менее строгую — такое происходит, когда либо собраны доказательства причастности лица к совершению преступления, либо (крайне редко) когда следователь приходит к выводу о бесперспективности преследования лица. В последнем случае ещё имеются сомнения в необходимости прекращения преследования фигуранта, поэтому избирается мера пресечения, но уже не связанная с изоляцией от общества.
Я не думаю, что освобождение Дмитрия Костыгина однозначно свидетельствует о скорейшей перспективе его реабилитации. Весьма вероятно, что разбирательство продолжится в суде, куда дело направят следователи. По таким делам с колоссальными суммами ущерба, которые мы наблюдаем в последние годы, государственные органы прикладывают максимум усилий для наказания виновных. И это в первую очередь. Лишь во вторую очередь старания направляются на принятие мер по возмещению ущерба, хотя это тоже является важным показателем работы правоохранителей.
На бизнесе подследственного, которого освободили из-под ареста, этот факт должен отразиться положительно. Но кардинальных перемен, как показывает практика, такое освобождение не сулит. Чаще всего преследование обессиливает человека и даже сильного предпринимателя. По сути, человек провел год в изоляции. Что стало с бизнесом за это время, кто был заинтересован в том, чтобы этот бизнес удержать или поднять на новую высоту? В этом предстоит разобраться самому бизнесмену, и для того, чтобы узнать, пришёл ли бизнес в упадок или нет, лучше всего спросить у самого освобождённого, которого можно поздравить, но, увы, пока только с нахождением на свободе (возможно временным).